Афганистан между прошлым и будущим

 

 

— Уважаемый Александр Алексеевич, начнем с
общих вопросов. Существует мнение, что «находясь в Афганистане, больше всего
ощущаешь себя на Востоке». Согласны ли Вы с ним, и если да — то почему? В чем специфика этой
страны?

 

 

— C самой мыслью можно
согласиться, если вести речь о мусульманском Востоке. В силу консервации
развития Афганистана там сохранилось много артефактов из прошлого в разных
сферах жизни, да и в сознании большой части людей, особенно в провинциях, в
небольших городках и в кишлаках, не успевших попасть под «обаяние»
евроцентричных представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо. Можно
зайти в чайхану в каком-нибудь бадахшанском кишлаке и почувствовать себя в
средневековой Бухаре…

 

Я когда-то
шутил: вертолет из Душанбе в, скажем, Панджшер — это «машина времени»…
Специфика — в сохранении черт старого Востока. Очаровательны люди, но, опять
же, там, где они не испорчены «цивилизацией», 
где в их поведении доминантой остается традиция, включая и религию.
Религию — в ее местных, чаще всего — суфийских, формах, не отягощенных внешними
попытками навязать некий «чистый ислам»…  

 

— Вы не первое десятилетие знакомы с этой страной. Если сделать исторический срез развития Афганистана, как бы Вы ответили на вопрос, куда, к чему движется страна в государственной, социально-политической и этно-культурной сферах?

— Сейчас, к великому сожалению, все процессы, происходящие в Афганистане, чрезвычайно диссонируют, они разнонаправлены и ведут к дальнейшей хаотизации как ситуации в стране, так и к негативным влияниям для всего региона. 

 

Вам довелось многократно встречаться и
близко общаться с Ахмадшахом Масудом (
афганский полевой командир,
министр обороны Афганистана в 1992-2001 гг.
— от авт.). Как Вы к нему попали, какие впечатления остались от работы и
общения с ним?

 

В
полном соответствии с афганской поговоркой: «то, что началось с трудностей,
завершается удачей». В первый раз встретиться было трудно, трудно было пробиться
через окружение. Это было связано в основном с мерами безопасности. Но после
первой встречи удалось заручиться доверием к себе, потому в дальнейшем было
достаточно просто. Примерно понимая, как действовала система мер безопасности в
отношении Амир Саиба, как мы его звали, я сейчас продолжаю сомневаться во всех
описываемых версиях его гибели.  Уверен,
что не обошлось без предательства в ближайшем окружении, хотя и не берусь,
честно сказать, судить, с чьей именно стороны.

 

Впечатления, а
теперь это уже воспоминания, можно оценивать в разных плоскостях — как политика
и, уже без преувеличения, историческую личность. Есть впечатления сугубо
личные, человеческие. У меня осталось устойчивое впечатление о нем, что он был
не совсем человеком своего времени. Очень многие моральные принципы, которых он
придерживался, были уже, так сказать, несовременны. Он держал данное слово,
хотя вокруг другие афганские лидеры или политики из других стран многократно
подводили его невыполнением обещанного. Можно посмотреть на его отношение к
СССР и советским войскам, а в последующем к России. Ахмадшах Масуд во время той
войны, 1980-х, был одним из тех полевых командиров, с кем советская сторона
постоянно пыталась наладить сотрудничество. И были не единожды ситуации, когда
удавалось договариваться о каких-то локальных перемириях, позволявших просто
сохранить жизни людей с обеих сторон конфликта.

 

 Когда в 1992 году Наджибулла укрылся от войск
Ахмадшаха и других полевых командиров в миссии ООН в Кабуле, моджахеды его не
трогали. Масуд рассказывал: «В тот день,
когда мы покидали Кабул, мы предложили Наджибулле уйти с нами. Затем мы помогли
бы ему отправиться туда, куда бы он захотел. Наджибулла поблагодарил нас и
попросил лишь о том, чтобы ему предоставили охрану. Он был уверен, что в миссии
ООН его не тронут. Он ошибался. Получив известие о его гибели, мы восприняли
действия талибов как кощунственные, антигуманные. Это самое настоящее зверство.
Но на все воля Аллаха, мы ничего не могли сделать в этой ситуации
»… Так что
я уверен, что ничто человеческое Ахмадшаху не было чуждо. 

 

Однажды, пока вместе ждали вертолет, мы говорили с ним о международной политике. Это было весной 1999-го, как раз когда NATOвцы бомбили Сербию. Причем он как-то так выстроил разговор, что я стал чуть ли не ответственным за всю российскую внешнюю политику: «Почему вы не дали Милошевичу заранее средства ПВО? Если бы у него были «Стингеры» в достаточном количестве, все было бы по-другому…». Я не помню подробно, как я выкручивался за Ельцина, Примакова, Квашнина, всех российских политиков вместе взятых. Что-то я рассуждал об изменившемся геополитическом балансе в мире, о необходимости для России повернуться лицом на Восток. Разговор закончился короткой репликой Масуда, которую он произнес, вставая, — уже садился вертолет. Сказано было на русском языке: «Горбачев сломал весь баланс…». Он не был зациклен на каких-то идеологемах. 

Масуд очень болезненно относился к любому внешнему вмешательству в Афганистане. Так было с советскими войсками, так было с Пакистаном, стоявшим за спиной «Талибана». Я стопроцентно уверен, что при живом Масуде не произошло бы той оккупации Афганистана американскими и NATOвскими войсками, которая продолжается уже двенадцать с лишним лет. И другая задача для желающих установить контроль над страной. Ахмадшах Масуд был в тот момент единственным политиком такого уровня, способным стать общенациональным лидером. Но Масуд — таджик. А в афганских этнополитических реалиях президент-таджик был бы невозможен, это только добавило бы противоречий и стимулировало продолжение войны… Этим он мешал. Мешал решению задач американской политики в Афганистане и во всем регионе Центральной Азии и Среднего Востока.

 

 Продолжение следует.

 

 


 

 

Беседовала Нина Леонтьева, специально для Бюро информации
Notum©. Основное фото: Кабул, фото открытой группы «Old Kabul».

 

Читайте предыдущие материалы по теме:

 

Сравнительный анализ советского и западного присутствия в Афганистане

 

Владимир Пластун о политике и будущем Афганистана

 

Тысяча и один взгляд на Афганистан

 

Эксперт: «Всемирный халифат — плод проектирвоания»