Комбинат «Маяк»: о «кыштымской аварии», радиации и отработавшем ядерном топливе
На рассказах о становлении
атомной отрасли СССР и создании колыбели атомной промышленности страны наша
экскурсия по Информационному центу ПО «Маяк» не закончилась.
Сопровождавший нас и уже ставший
за это время практически родным, ветеран атомной отрасли Борис Николаевич Ентяков после общения в зале презентации
предприятия провел нас по экспозициям Информационного центра и ответил на самые
животрепещущие вопросы.
«Кыштымская авария»
Рассказывая об атомном проекте СССР,
важно отметить, что главная государственная задача – создание
атомного щита – в свое время была выполнена дорогой
ценой – здоровьем и жизнями первых атомщиков, загрязнением окружающей
среды.
Одним из тяжелейших
последствий разработки атомного проекта в 1957 году стала авария на «Маяке»,
известная также как «кыштымская авария». Тогда впервые произошел химический
взрыв одной из емкостей для хранения
радиоактивных отходов.
В книге
«Челябинская область: ликвидация последствий радиационных аварий» (издательство
Челябинск, 2006) описаны последствия и меры по их ликвидации.
В
результате аварии в зоне радиационного загрязнения оказалась территория
нескольких предприятий комбината, военный городок, пожарная часть, колония
заключённых и территория площадью 23 000 км² с населением 270 000 человек в 217
населённых пунктах трёх областей: Челябинской, Свердловской и Тюменской.
90 % радиационных загрязнений выпали на территории химкомбината, остальная
часть рассеялась дальше.
В 1959 году для предотвращения разноса
радиации решением правительства была образована санитарно-защитная зона на
наиболее загрязнённой части радиоактивного следа, где всякая хозяйственная
деятельность была запрещена. С 1968 года на этой территории был образован Восточно-Уральский
государственный заповедник. Сегодня зона заражения известная как Восточно-Уральский
радиоактивный след (ВУРС).
«Кыштымскую аварию» позже даже
прозвали «Уральским Чернобылем», хотя произошла она раньше Чернобыльской
трагедии и стала первой в СССР радиационной
ЧС
техногенного характера, а не ядерной.
У
любопытных читателей сразу может возникнуть вопрос: почему аварию, собственно,
назвали «кыштымской», а не, к примеру, «озёрской»? Дело в том, что Озёрск в
современном его статусе тогда не был известен, называли его «Челябинск-40». А потому и место аварии на «Маяке» обозначили по
ближайшему к Озёрску городу – Кыштыму. Так она стала известна как «кыштымская».
О наболевшем
Углубляться в причины и детали
аварии по ходу беседы с Борисом Николаевичем Ентяковым мы не стали: видно было,
что говорить об этом ему нелегко. Но не задать интересующие нас вопросы о
последствиях трагедии и их ликвидации мы не могли.
– Борис Николаевич, одно время говорили, что на этой территории все
«очистилось», то есть ВУРС не стал представлять большой опасности, это же
неправильно, ведь период естественного распада радиоактивных частиц очень
большой?
– Уровень
радиационного фона, действительно, спадает, идет естественный распад…
– Но когда все это, так сказать, закончится?
– Мы близки к переходу
на цементирование среднеактивных отходов. По теоретическим расчетам, эти
бетонные блоки должны удерживать радионуклеиды 300 лет. После этого они
становятся не совсем, конечно, санитарно чистыми, но близкими к естественному
радиационному фону. Значит, 300 лет донные отложения в той же реке Теча (река,
куда производились санкционированный и аварийный
сбросы жидких радиоактивных отходов – прим. ред.) будут иметь активность
выше естественной природной. Никуда от этого не денешься.
– А сегодня выбросы в Течу есть?
– Есть, но
сбрасывается туда только то, что не имеет радиоактивности выше санитарных норм.
– В хозяйственных целях Течу использовать можно?
– Нет, для бытового
использования она непригодна.
– А существует ли какой-либо научно-исследовательский институт, где
изучают природу окрестностей на предмет отклонений, изменений?
– В близлежащем
поселке Метлино была мощная научно-исследовательская станция. Сейчас вся научная
часть переведена в нашу центральную лабораторию и работы продолжаются.
Надо признать, что природа,
которая «попала» под след от аварии, особо не пострадала. Никакого воздействия,
кроме как радиации, она не испытала. Конечно, некоторые виды растений
интенсивней развиваются, чем те же, но на других территориях. Однако нет никаких
научных подтверждений, что это из-за радиации. Это могут быть разные почвы,
разные метеорологические условия.
Но след этот долго еще не
исчезнет, а значит, он еще долгое время будет изъят из обращения.
Это страшное – «ОЯТ»
Не могли мы обойти вниманием и
проблему захоронения радиоактивных «отходов» на территории Челябинской области.
– Борис Николаевич, а ведь отработавшее ядерное топливо со времен СССР
сюда возили не только из союзных республик?
– Дело в том, что в
свое время Советский Союз построил очень много атомных электростанций в
Восточной Европе. Строились они с условием, что иностранцы будут покупать у нас
топливо и возвращать его на переработку. Мы им 100% продали, они нам вернули,
заплатили за переработку, и государство в итоге получило 80% топлива бесплатно.
Из Германии, Великобритании, Польши, Болгарии…
– А сегодня возят?
– И сегодня возят.
Правда, сложно стало возить, Украина перекрыла все пути. На самолетах
доставляем и по морскому пути.
Но сегодня от переработки этой
нет того ущерба, который всех пугает.
У нас часто спрашивают, покажите нам вашу радиоактивную «свалку». Вот… (показывает на фотографию помещения с
бетонным полом, куда вмонтированы хранилища).
– Ну да, это, конечно, не похоже на свалку в привычном смысле этого
слова, но все-таки смысл тот же? И представляет ли все же ОЯТ угрозу для
окружающей среды?
– Есть очень сложные
технические условия хранения и обращения с ядерными, как вы говорите,
«отходами». Когда идет переработка отработавшего ядерного топлива, при этом 80%
урана, который сохраняется, вычищают и повторно отправляют в качестве топлива.
20% веществ переходят в другие элементы, другие вещества, это и есть отходы. В
них огромное количество и полезных изотопов, их изымают. Но есть и «отходы»,
которые не используют, они естественно «консервируются», чтобы обеспечить
безопасное хранение до периода распада их до санитарных норм.
Что может рассматриваться как
опасность для окружающей среды? Просто их наличие является опасностью, но эта
опасность локализуется техническими, организационными мерами обращения с
радиоактивными отходами.
О радиации
Конечно, в ходе экскурсии нельзя
было не затронуть и тему воздействия радиации на человека. Так, всех очень
волновал вопрос, какую дозу облучения получают сегодня сотрудники
производственного объединения «Маяк» и какие льготы за это получают?
«Вы (люди, не работающие на ПО «Маяк» – прим. ред.) имеете санитарную норму по облучению в 0,2 бэра (биологический
эквивалент рентгена – прим. ред.) в год за счет телевизора, естественного
радиационного фона, за счет медицинского обследования, перелетов на самолете и
так далее. Для нашего персонала норм – 2 бэра в год, что также признан безопасным на международном уровне.
Пока человек работает, у него льготный пенсионный возраст,
профилактическое питание на каждый рабочий день, укороченный рабочий день,
другие социальные льготы», – пояснил Борис Николаевич.
Всеобщее убеждение в том, что
работающие на «Маяке» люди умирают рано, наш «экскурсовод» решил развенчать на
собственном примере. «Я здесь начинал
механиком на реакторном заводе. Мне уже 75 лет. И я с вами общаюсь, хожу,
разговариваю», – с улыбкой заявил Борис Николаевич.
– И как Вам удается поддерживать себя в такой прекрасной форме, да еще и
работая в таких условиях?
– Поддерживаю себя
тем, что езжу по Уралу и камни копаю (смеется).
«В радиации, конечно, мало хорошего. Радиация – это такая штука, которую
нужно знать и обращаться с ней, как положено. Ничего хорошего нет, но никуда от
нее не деться», мы все живем в условиях радиационного воздействия, – резюмировал
собеседник.
Горе или гордость?
«Вот такая судьба у нашей области, – с грустью в голосе
произнес Борис Николаевич. – Вот
так сюда вместе сошлись и проблемы со всевозможными трагическими последствиями,
и возможности по решению стратегических государственных задач».
По словам Ентякова, авария на «Маяке»
является безусловным горем для всей области, для всей страны. Но работы по
ликвидации ее последствий продолжают осуществляться. Так, сейчас внедряется
масштабная правительственная программа по реабилитации природной среды,
применяются замкнутые экологически приемлемые схемы.
Но вместе с тем горем, что принесли
нашей земле годы холодной войны, принесли они и великую гордость. «Термоядерный щит – это
единственное, что представляет нашу страну как великую державу, на которую
никто, я надеюсь, не рискнет силой покуситься. А первые успехи в создании
атомного оружия дали всему миру до наших дней жить без повторения
бомбардировок, типа японских городов Хиросимы и Нагасаки, – настаивает
инженер.
В подтверждение тому, что своим
вкладом в развитие атомной отрасли страны Южный Урал может по праву гордиться,
Ентяков напомнил, что разработчик ядерных зарядов в Снежинске – в
Челябинской области, единственный в стране производитель ядерных материалов для
этих изделий – на «Маяке», тоже в Челябинской области, а сборочное
производство – в Трехгорном – опять в Челябинской области.
Доставка боеголовок – ракетное предприятие «Макеевское» – в Миассе. «Полный замкнутый цикл по защите нашего
государства – в Челябинской
области. В конце концов, Курчатов тоже родился здесь», – воскликнул
ветеран атомной отрасли.
Ентяков также уточнил, что
руководство атомной промышленности СССР в свое время полностью формировалось из
южноуральских кадров.
«В нашей промышленности не было никогда ни Чернобылей, ни Фукусимы. Что
такое Чернобыль? Эту станцию отдали министерству электрификации, а для
электриков котел есть котел, какая разница на угле он или дровах, на газе, на
нефти. И с ним обходились, как с обычным котлом. Для того чтобы произвести
опытные работы выката турбин при остановке котла, заставили котел три раза
глушить-запускать, глушить-запускать, а он этого не терпит. Приказали все защиты
блокировать – взорвали. В нашей
промышленности таких инцидентов не было».
Южно-Уральская АЭС
И раз уж мы заговорили об АЭС,
невольно возник и вопрос о том, когда атомную электростанцию построят на Южном
Урале, ведь все условия сегодня для этого есть? Вопрос этот мы, конечно же,
адресовали, Борису Николаевичу.
«Я не могу сказать, когда она будет построена. Но до 2020 года начало
ее строительства трудно ждать», – ответил Ентяков.
***
Тем временем экскурсия наша
близилась, если не к своему логическому завершению, то уж точно к середине. Но
впереди было еще немало увлекательного: нам предстояло узнать о том, чем живет
«Маяк» сегодня, посетить дом-музей великого Курчатова и посмотреть сам Озёрск.
Но обо всем этом – уже в нашем следующем материале.
(продолжение следует)
Материал подготовила: Марина
Антропова, Бюро информации Notum ©
Выражаем особую благодарность за
организацию поездки в Озёрск нашим партнёрам из Информационного
центра по атомной энергии г. Челябинска
Полный цикл материалов:
Часть I. Комбинат «Маяк»: как создавалась колыбель атомной
промышленности России
Часть II. Комбинат «Маяк»: о
«кыштымской аварии», радиации и отработавшем ядерном топливе
Часть III. Комбинат «Маяк»: чем
живет колыбель атомной промышленности России сегодня