Владимир Путин совершил официальный визит в Тегеран, после
которого между Россией и Ираном был достигнут ряд договоренностей. Москва и
Тегеран подписали проект документа о предоставлении Ирану госкредита в размере
5 миллиардов долларов – средства пойдут на электрификацию железных дорог и
строительство теплоэлектростанций в Иране. После встречи с президентом ИРИ
Хасаном Роухани Владимир Путин сообщил о том, что «Евразийский экономический
союз начнет в прикладном ключе изучение возможностей создания зоны свободной
торговли с Ираном». Также Россия и Иран подписали межправительственное
соглашение об упрощении визового для отдельных категорий граждан двух
стран. 

 

Центральное место в переговорах с верховным лидером ИРИ
аятоллой Али Хаменени заняли вопросы безопасности, совместного противодействия
терроризму и судьбы Сирии. «По всем вопросам у нас тесное сотрудничество и
взаимопонимание – за редким исключением, однако все вопросы, которые накопились
между нашими странами, одним визитом не решишь», – считает  эксперт по Ближнему и Среднему Востоку,
доктор исторических наук Игорь Панкратенко (Линк 1). Мы обратились к эксперту
за отдельными комментариями.

 

Уважаемый Игорь Николаевич, можно ли назвать нынешнюю
встречу российского президента и аятоллы Хаменеи исторической? Ведь последняя
проходила достаточно давно, восемь лет назад…

 

Назвать, собственно, можно как угодно. Вопрос в результативности,
и здесь я привычно далек от оптимизма. Восьмилетний разрыв между двумя
визитами, о котором вы упомянули, весьма странный в отношениях между столь
значимыми игроками на международной арене – это потерянные годы. Ни Москва, ни
Тегеран не сумели за это время реализовать экономический и политический
потенциал двухстороннего партнерства. По итогам визита вновь с горечью
приходится констатировать, что у России как не было, так и нет своего самостоятельного
«иранского проекта», что отношения с Тегераном носят рефлекторный характер и
максимально зависят от температуры отношений Москвы и Вашингтона – чем они
хуже, тем быстрее мы вспоминаем о Тегеране, и наоборот.

 

В Иране это прекрасно видят, понимают и количество людей в
высших эшелонах власти, достаточно скептически воспринимающих перспективы
двусторонних отношений, постоянно растет. В первую очередь – в близких к
нынешнему президенту Хасану Роухани кругах либеральных «реформаторов».

 

Произошли (произойдут) ли качественные сдвиги в
российско-иранских отношениях после тегеранской встречи?

 

Хотел бы подчеркнуть, что визит Владимира Путина носил, в
первую очередь, демонстративный характер: вы, Запад и его союзники по
антисирийской коалиции, отказываетесь считать Москву одним из главных игроков
на Ближнем и Среднем Востоке, в частности – в Сирии. Что ж, тогда мы будем
вести диалог (подчеркну – диалог, а не совместную политику) с вашей «головной
болью», с Тегераном. Может ли такая позиция привести к качественным сдвигам?
Сильно сомневаюсь.

 

Те пресловутые «35 проектов», которые были одобрены в
качестве «наиболее перспективных» для развития торгово-экономических отношений
между нашими странами – это, простите, заезженная пластинка, из нового в которой
только включение в этот список предприятий, попадающих под модернизацию в связи
с подписанием «Венского пакта». Все остальное обсуждается годами, да так и не
выходит за рамки «протоколов о намерениях».

 

Есть у иранской стороны и ряд серьезных вопросов по ситуации
в Таджикистане, Афганистане и ряду других направлений, на которые у Москвы
попросту пока нет ответов. Да и иранский бизнес, создается впечатление, уже
подустал от деклараций, которые остаются на бумаге.

 

Не раз были комментарии с иранской стороны о стратегической
важности встречи Владимира Путина и Али Хаменеи (Линк 2). Какие стратегически
значимые вопросы обсудили два лидера, и с какими итогами остались российская и
иранская стороны?

 

Встреча носила недостаточно продолжительный характер для
того, чтобы говорить о ее стратегической важности. Большую ее часть заняло
обсуждение сирийской ситуации. Это пока все, что я могу сказать.

 

Изменилось ли отношение верховного руководства Ирана к
России со встречи в 2007 году? И если сравнить две встречи – 2007 и 2015 годов –
какие моменты вы бы отметили?

 

Повторюсь: возросла настороженность в отношении внешней
политики России. Кроме того, ведь за все эти восемь лет так и не было налажено
нормальной общественной дипломатии, с большой натяжкой можно говорить о
механизме экспертных консультаций. В итоге – отношение стало более критичным.

 

В целом, после прихода к власти президента Роухани у значительной
части иранского общества снизился интерес к России, и это, безусловно,
накладывает отпечаток на позицию местных политиков.

 

Есть информация о начале поставок в Иран ЗРС С-300 (Линк 3).
Верна ли она?

 

Только в течение нынешнего года подобные заявления делались
три раза. Всякий раз они оказывались уткой.

 

Я бы хотел подчеркнуть два аспекта в этом вопросе.
Во-первых, решение о начале поставок тесно «завязано» на позицию США, Израиля и
саудитов. И если для Вашингтона это, в общем-то, не самая серьезная проблема,
то в отношении двух других сторон – все гораздо серьезнее, имеет место интрига –
и она еще не закончена.

 

Во-вторых, и военное, и политическое значение этого
контракта для Ирана существенно снизилось. Как говорится – «дорога ложка к
обеду». Тегеран, безусловно, заинтересован в развитии ВТС с Россией. Но с
учетом «обязательности» Москвы – не испытывает на этот счет иллюзий.

 

Каково отношение иранского руководства к воздушной операции
России против ИГ (Линк 4)?

 

В целом – положительное. Но есть нюансы. Прежде всего,
Тегеран совершенно справедливо ставит вопрос о том, почему нельзя было
оказывать поддержку несколько раньше, когда ситуация еще не была столь драматичной.
Затем, все прекрасно понимают, что авиаудары по позициям мятежников достаточно
малоперспективны, серьезные результаты в условиях Сирии даст только серия
наземных операций. Ну и, разумеется, всех волнует вопрос о сроках «сирийской
экспедиции» – не будет ли она прервана в самый «интересный» момент.

 

Некоторые СМИ пишут о том, что «после терактов в Париже идея
создания западной коалиции с РФ уже не кажется столь невозможной». Как Вы это
прокомментируете?

 

Я всегда с восхищением отношусь к той настырности, с которой
политики в Москве наступают на одни и те же грабли. Да, Западу выгодно, чтобы
Россия увязла в каком-нибудь конфликте, чтобы она взялась таскать для него «каштаны
из огня» в борьбе с тем же «Исламским государством» и его филиалами. Но наша-то
какая в том выгода? Если кто забыл – в начале 2000-х мы уже поучаствовали в
одной международной антитеррористической коалиции. И что? По периметру наших
границ стало безопаснее? Мы получили от Запада политические или иные
преференции? Это первое.

 

Второе. Весь этот «международный терроризм», о котором так
любят у нас поговорить – это чисто западный термин, который не объясняет сути
явления, а вводит всех в заблуждение. Под него все готовы подверстать – от
трансграничной преступности до гражданской войны, а в итоге борются со всем – и
ни с чем одновременно.

 

И, наконец, а что послужило толчком к нынешней ситуации? Не
политика ли США, государств-членов НАТО и их союзников в регионе? Так что же
получается – они создают кризис, а мы стремимся вступить с ними в коалицию по
преодолению его последствий? Это бред. Вполне, впрочем, объяснимый с учетом
того, с каким восхищением часть правящих элит смотрит на Запад и мечтает с ним
вновь «замириться». Не забывая при этом устами «профессиональных патриотов»
издавать воинственные звуки…

 

Какова реакция на Западе и Ближнем Востоке на встречу
Владимира Путина и аятоллы Али Хаменеи?

 

Сдержанная. Особой радости не высказывают, но и тревоги не
испытывают, поскольку адекватно оценивают проблемы российско-иранских
отношений. Я, понятно, говорю сейчас не о масс-медиа, а о серьезных экспертах.

 

Буквально сразу после встреч в Тегеране российский Су-24 был
сбит ВВС Турции.  Кто-то видит в этом
удар «в отместку».

 

Это бред.

 

Есть ли в лояльности кабинета Эрдогана террористам угрозы его
же стране (Линк 5)?

 

Что касается Эрдогана и террористов в Сирии, то все гораздо
сложнее, чем преподносят масс-медиа, в первую очередь – российские (Панкратенко
И.Н. «Россия — Турция: тонкие нюансы взаимоотношений», Линк 6). Сейчас нужна не
истерия, а взвешенный и грамотный анализ произошедшего. Но этот анализ повлечет
за собой массу неприятных вопросов, поэтому никто им заниматься не будет.

 

Спасибо за комментарии.

 

---