О ситуации в Восточно-Китайском море, армии и угрозах

 

­— Константин Львович, продолжая тему
отношений Китая с другими странами… Япония уже
уступила Китаю в экономической сфере, став третьей экономической державой в
мире. Китай демонстрирует очень напористую политику в регионе и «отодвигает»
Японию, которая явно не желает играть роль его «младшего партнера». Есть ли
«шансы» у Страны Восходящего Солнца перед Поднебесной как-то вернуть позиции?

 

— Не
думаю. Даже сегодня, когда экономика Китая переживает не лучшие времена, она
развивается динамичнее, нежели экономика Японии. Кроме того, Китай прочно занял
место Японии в плане основного инвестора в экономики стран ЮВА и АТР. Сегодня
без его участия не реализуется ни один крупный проект не только в этих
регионах, но и в других странах мира.

 

­— В ноябре 2013 года Китай объявил об
установлении вокруг спорных с Японией островов ДяоюйдаоСенкаку своей зоны ПВО
в одностороннем порядке, потребовав от всех воздушных судов, в том числе
коммерческих авиакомпаний, предоставлять уведомление о своем маршруте. Вскоре
то же самое сделала и Южная Корея. Эскалация конфликта неизбежна?

 

— То,
что отношения между Китаем и Японией в очередной раз серьезно испортились – это
 факт. При этом, несмотря на то, что
антияпонские настроения в Китае, что называется, «классика жанра», волна
антияпонских демонстраций, прокатившаяся по всему Китаю (включая Тайвань) в
2012 году, оказалась очень серьезной.

 

Но я не
думаю, что дело дойдет до вооруженного конфликта. В этом не заинтересованы ни
сами враждующие стороны, ни США, играющие далеко не последнюю роль в этом
регионе. Думаю, все ограничится совместными жесткими заявлениями и очередной
волной антияпонских выступлений в Китае.

 

Что
касается установления зоны опознания ПВО над
континентальным шельфом Китая, в том числе и над спорными островами – это своеобразный
ответ Китая на действия Японии. Частично эта зона работает, хотя ни
американская, ни японская военная авиация и не соблюдает требований Китая.

 

­— Во время
очередного витка напряженности в ВКМ осенью 2013 капитан 1 ранга Джеймс Фаннел,
возглавляющий службу разведывательных и информационных операций Тихоокеанского
флота США, поделился с участниками конференции под названием «Запад-2014» в
Сан-Диего результатами анализа боевой подготовки китайских Вооруженных сил. По
его словам, учения китайских ВМС убеждают в том, что китайцы готовят своих
военных к «быстрой, решительной» войне с Японией в будущем: «Китайский флот не
ограничивается подготовкой к решению традиционной задачи установления контроля
континентальной части Китая над Тайванем. Мы наблюдали десантные и межокружные
учения и пришли к заключению, что НОАК получила новую задачу. А именно – быть
способной провести короткую, решительную войну по уничтожению японских сил в
Восточно-Китайском море». Как Вы считаете, дойдет ли дело до войны, и разрешим
ли вообще китайско-японский территориальный конфликт мирно?

 

— Я уже говорил об этом. Думаю, все ограничится жесткими
заявлениями.

 

­— От американских
разведслужб звучали предположения и о том, что в нынешнем или будущем году
Пекин объявит в районе Южно-Китайского моря такую же зону извещения ПВО, какую
он ввел ранее в Восточно-Китайском море. Насколько реален ли подобный сценарий?

 

— Возможно. Никаких международных ограничений для Китая в
этом вопросе нет. Тем более что установление зоны опознавания ПВО – не китайская
выдумка, а общепринятая международная практика.

 

­— Еще вопрос о военном потенциале
Китая. Считается, что еще при жизни Мао Цзэдуна китайцы выбрали путь
«стратегической дезинформации и маскировки» как одну из мер предотвращения
войны, достижения национальных целей и тому подобное. И если американцы,
например, создают избыточный поток информации с обилием второстепенных данных,
то китайцы «вместо всей истины
подсовывают не часть истины, а не истину вообще», считая, что угрозой может
выступать сама тайна (будь то вооружение, войска и пр.), то есть незнание. По
поводу Народно-освободительной армии Китая (НОАК) «дрейфует» немало цифр – разброс
в оценках численности составляет от двух до двухсот миллионов человек, что
порождает реальный образ потенциальной угрозы. Вы могли бы сказать, какая цифра
численности китайской армии наиболее близка к реальности и правда ли то, что
это самая суровая и жесткая армия в мире?

 

— В апреле
2013 года военно-политическое руководство КНР впервые опубликовало официальные
данные о структуре и численности НОАК, которые вполне сопоставимы с оценками
российских и западных экспертов. Общая численность НОАК составляет 2,3 млн.
человек. Из них 850 тыс. человек ? Сухопутные войска НОАК; 398 тыс. человек – ВВС НОАК; 235 тыс. человек – ВМС
НОАК; 120 тыс. человек – Второе артиллерийское
подразделение (стратегические ядерные силы). Если добавить к этим цифрам
численность войск Народной вооруженной полиции (порядка 660 тыс.
человек), то мы получим искомую цифру около 2,3 млн. человек.

 

Но главное
не в этом. У Сухопутных войск НОАК есть своя «изюминка», отсутствующая во
многих армиях мира. Речь о так называемом народном ополчении (минь бин), которое, по оценке
военно-политического руководства КНР, является «важной составной частью
вооруженных сил Китая, помощником и резервной силой НОАК». Отряды ополчения
состоят из кадровых и обычных народных ополченцев. Кадровые народные ополченцы ?
отставные солдаты в возрасте до 28 лет и лица, прошедшие военную подготовку. На
середину 2000-х годов их численность составляла 10 млн. человек. Остальные мужчины в возрасте 18-35 лет,
соответствующие условиям службы в запасе, составляют ряды обычных народных
ополченцев. Численность этой категории ополченцев оценивалась в 30 млн. человек.

 

Насчет суровости и жесткости не скажу. Просто не
обладаю соответствующей информацией. Что касается боевой подготовки, то она
поставлена на высоком уровне, о чем могут свидетельствовать регулярно
проводящиеся в Китае военные учения, в том числе и совместно с Россией, а также
в рамках ШОС. Китайские военнослужащие показывают на них себя довольно неплохо.
Хотя нельзя не признать и того факта, что реальным боевым опытом не обладает
даже высшее военное руководство. В реальных военных действиях китайские военные
не принимали участия с 1979 года.

 

­— Вопрос о ядерном
оружии Китая. Еще в 80-х годах в газете «Цзефан цзюньбао» писали, что «слепое антиядерное движение – утопия.
Ядерное оружие – объективная реальность, а требовать от ядерных держав
полностью уничтожить его – это все равно, что просить тигра добром отдать свою
шкуру». В этой связи один из аналитиков высказывал опасения, что «пока Россия и США, продолжая сокращать
стратегические вооружения, дотошно подсчитывают каждую шахтную пусковую
установку сторон, специалисты обеих разведок вряд ли отважатся со стопроцентной
уверенностью утверждать о координатах всех шахтных пусковых установок китайских
тяжелых ракет, замаскированных еще во время их строительства в тени бесконечных
складок китайских гор, неразличимых в деталях из космоса…». Так ли всё
неясно с китайской стороны и есть ли какая-либо «скрытая угроза»?

 

— Стратегические ядерные силы включают наземный, воздушный и морской компоненты. Дать
точную оценку ядерного потенциала КНР довольно затруднительно. КНР
– единственная из ядерных держав «большой пятерки», не предоставляющая никакой
официальной информации о составе и численности своих ядерных сил. При этом
Китай настаивает на том, что его ядерный арсенал невелик и никак не сопоставим
по размерам с арсеналами США или России, и что самое парадоксальное, этот миф
поддерживается большинством как западных, так и российских экспертов.

 

Причем,
разброс данных здесь огромный. По российским данным, в ракетных войсках НОАК
имеется 486-638 ПУ и 435-500 ядерных боезарядов. По американским данным,
имеется 370-750 ПУ и 1328-1895 ракет различной модификации. По данным SIPRI, в ракетных войсках НОАК на 2013 год имелось
512 ракет различных модификаций.

 

При
этом, по оценке экспертов, анализ потенциала производства специальных
расщепляющихся материалов показывает, что к концу 2011 года в Китае могло быть
наработано до 40 тонн оружейного урана и около 10 тонн оружейного плутония,
достаточных для изготовления 3600 ядерных боеприпасов (1600 урановых и 2000
плутониевых). А это говорит о том, что в ядерном арсенале КНР, вероятно,
насчитывается 1600-1800 ядерных боеприпасов, из которых для оперативного
развертывания может быть предназначено 800-900 единиц. Следовательно, даже без
учета таинственных подземных туннелей, строящихся силами Второго
артиллерийского подразделения, вполне вероятно, что Китай в настоящее время
является третьей ядерной державой после России и США, причем его отставание не
столь велико, как принято считать за рубежом.

 

­— Только ли НОАК играет
первостепенную роль по сохранению внутренней целостности Китая, учитывая
вспышки регионального сепаратизма на Западе Китая?

 

— Конечно,
нет. Более того, НОАК вообще не используется для решения проблем внутри страны,
хотя такая возможность и предусматривается законодательством КНР.

Здесь
«первую скрипку» играют другие структуры. Я уже говорил о подразделениях
Народной вооруженной полиции, на которые возложена задача по поддержанию
внутриполитической стабильности. Аналогичную функцию выполняют военизированные
подразделения Внутренней безопасности, численность которых составляет 400 тыс.
человек.

 

Кроме того, в СУАР КНР имеется такое специфическое
подразделение как Синьцзянский производственно-строительный корпус численностью
2,26 млн. человек, представленных главным образом ханьской этнической
группой. И это отнюдь не случайно. Одна из задач, которая ставится перед
подразделениями СПСК – противодействие этническому сепаратизму. В 2000 году
даже был принят специальный закон «Об участии народных ополченцев СПСК в
поддержании общественного порядка», наделяющий эти подразделения
соответствующими функциями.

 

Кроме
того, на ПСК возложены задачи обеспечения безопасности в районе границы, чем,
по-видимому, и объясняется география дислокации его подразделений
преимущественно вдоль казахстанско-китайской границы, а также по «трудовому
перевоспитанию». Причем, в последнем случае речь идет не только о лицах,
совершивших уголовное преступление, но и о коррупционерах из числа чиновников,
а что особенно важно – лицах, совершивших политические преступления, в том
числе и осужденных за этнический сепаратизм.

 

Нельзя не
отметить еще одну специфику СПСК. В его составе существуют не только специально
сформированные караульные и дозорные роты. В подразделениях СПСК проводятся
регулярные занятия по военному делу. И хотя сегодня СПСК – это, прежде всего,
производственная структура, тем не менее, каждый ополченец не только знает о
том, с какого конца держать винтовку, но в случае необходимости готов пополнить
ряды регулярной армии (прежде всего сухопутных войск и подразделений
Вооруженной народной полиции) без прохождения специальной подготовки. А это –
почти 500 тыс. человек дополнительного резерва.

 

­— Есть прогнозы, что Китай в будущем
«распадется» на несколько разноориентированных регионов, тяготеющих к России, к
ЦА, к ЮВА, к Японии… Насколько они обоснованны?

 

— Я
не верю в такого рода прогнозы. Региональный сепаратизм в Китае, безусловно,
имеет место, но он не настолько силен, чтобы можно было говорить о распаде
Китая. Если говорить о «специализации» отдельных регионов, то это – часть
политики, проводимой центральным руководством Китая, и она никак не связана с
проблемой регионального сепаратизма. Напротив, она позволяет наиболее
эффективно использовать потенциал (географический, этнический, культурный и
т.д.) для налаживания контактов с сопредельными государствами. В этом контексте
СУАР КНР, например, ориентирован на Центральную и Западную Азию. Дунбэй
(Северо-Восток) – на Россию, Корею и Японию. Юго-Восточный Китай – на страны
ЮВА.

 

­— В одном из своих предыдущих
интервью Вы сказали, что «вся Центральная
Азия сидит на китайской инвестиционной игле». Китай также вкладывает
повсеместные инвестиции и огромные кредиты в страны Африки, страны Европы,
Штаты «висят» на долге перед Китаем. А если приплюсовать сюда и «мягкую силу»…
Ведь пропагандой китайского языка в других
странах занимается Государственная Канцелярия КНР по распространению китайского
языка за рубежом (Ханьбань) в виде мировой сети Институтов Конфуция,
центров китайской культуры. Плюс колоссальные потоки трудовой миграции китайцев
с «колонизацией» целых регионов, как у нас в России, например… Может
возникнуть ощущение того, что мир в определенной мере «растворяется» в Китае?

 

— Здесь
сложно что-то комментировать. Вы перечислили те потенциальные угрозы, которые
исходят из Китая. Единственное, что могу рекомендовать – нужно научиться
использовать растущий Китай и его интерес к нам на пользу национальному
развитию. Страхи и фобии здесь плохой советчик, также плохой советчик – имеющая
место эйфория по поводу того, что Китай придет и поможет. Внешняя политика
Китая, в том числе и в области экономики, прагматична и ориентирована
преимущественно на внутренние интересы Китая

 

­— В чем «ахиллесова пята» Китая на
глобальном уровне, по Вашему мнению?

 

— Превращение
Китая (с точки зрения совокупной мощи) в глобальную державу в ближайшей и
среднесрочной перспективе, скорее всего – миф, хотя и активно поддерживаемый
частью китайского экспертного сообщества.

 

Во-первых, Китай – это все-таки
региональная держава, причем, держава в том регионе, где доминирует конфуцианство и китайский буддизм. Ареал этот очень узкий – главным образом
ЮВА. За пределами Китая и регионов ЮВА и АТР конфуцианские ценности, несмотря
на имеющую место моду на них, не востребованы. Хотя две ключевые ценности
сегодняшнего конфуцианства? Политическая меритократия и социальная гармония –
выглядят довольно привлекательно, они, в отличие от концепции либеральной демократии,
не имеют универсальной и широкой аудитории.