Россия и Иран: взгляд из Тегерана

 

Из всех даров что
разума ценней?

Хвала ему – всех
добрых дел сильней.

Венец, краса всего
живого – разум.

Признай, что бытия основа
он.

Фирдоуси «Шах-намэ»

На Востоке говорят, что перевод поэтического
произведения — это всегда обратная сторона прекрасного ковра. С этим можно
сравнить и труд дипломатов, искусно и порой напряженно создающих связующие нити и новые узоры на
ковре межгосударственных отношений, не давая ему распускаться. В Иране говорят,
что и сама жизнь подобна плетению ковра удивительных рисунков и многочисленных
оттенков – порой кажется, что все сделано некрасиво, с грубыми ошибками и
наперекосяк, но это лишь изнанка, и замысел Художника есть.

 

Переходя от образности к конкретике, следует
сказать, что российско-иранские отношения находятся на поворотном этапе. Остро
необходима их адекватная картина — из внешней стороны, и «изнанки».  Правильное
понимание места и роли двух стран во внешней политике друг друга – то есть
замысла — с учетом ретроспективы, всех текущих международных событий и
предстоящих перемен после достижения консенсуса по иранской ядерной программе
послужит решающим фактором в выстраивании полноценных и надежных стратегических отношений
и формировании геополитического баланса и рыночной конъюнктуры. Об этом, о современном
Иране и сегодняшних тенденциях и подводных камнях российско-иранских отношений в
региональном и глобальном масштабах мы поговорили с бывшим Чрезвычайным и Полномочным Послом ИРИ в РФ,
ныне советником Высшего Совета национальной безопасности ИРИ Махмудом Резой
Саджади в его рабочем кабинете.

 

 — Уважаемый господин Саджади, Вы проработали
в России Послом 5 лет, 

 оставили о себе восторженные отзывы множества людей, значительно
улучшили образ Ирана и доверие к нему. Скучаете ли по России? Возможно,
собираетесь вернуться когда-то? Как складывается Ваша профессиональная
деятельность в Иране?

 

 — Признаюсь, очень скучаю по России и моим российским друзьям. Пять
незабываемых лет!… Сейчас я являюсь советником Высшего Совета национальной
безопасности Ирана.

 

 — В России в СБ входят в основном представители
силовых структур. В Иране аналогично?

 — Не совсем. Главы силовых структур Ирана принимают участие в
совещаниях. Но структура несколько иная. Я писал об этом в своем блоге в
Интернете.

 

 — Хорошо. Если позволите, начнем с вопросов
по российско-иранским отношениям. Недавно мне попалось интервью с экс-депутатом
Маджлиса Ирана, ныне профессором Тегеранского университета, специалистом по
России и Центральной Азии, госпожой Кулаи (Elaheh Koolaee). Она выделила две основных тенденции,
вокруг которых строятся отношения наших стран, – это «повышенное внимание друг к другу пропорционально росту внешнего
давления с Запада и общие угрозы и интересы как у двух крупнейших стран Каспия
после распада СССР». В этой связи она назвала двусторонние отношения «жизненной необходимостью».
Верна ли такая трактовка, на Ваш взгляд? Какие тенденции Вы выделяете?

 — Честно говоря, мое мнение отличается от
мнения госпожи Кулаи. Она смотрит на эти вопросы сквозь западную призму. Я –
через восточную региональную. Не хочу судить других, но у меня другая точка
зрения. Регион СНГ и Иран очень важны друг для друга и должны быть в контакте
именно на региональном уровне. Независимо от того, какие отношения у каждого с
Западом. Я убежден в том, что чем больше каждая страна этого региона находит
себя, скажем так, тем больше необходимость в многостороннем взаимодействии с
другими.

 

 — Она также сказала, что «существуют
определенные неясности в месте и роли России во внешней политике Ирана».
Что имеется ввиду?

 — Мне кажется, у госпожи Кулаи нет реалистического
понимания вопроса, она чрезмерно прислушивается к западным мнениям. Я убежден в
том, что присутствие Западе в регионе обернется ущербом для наших стран. Ведь
суть их политики в том, чтобы соседние государства не ладили меж собой.

 

 — Каково реалистичное понимание места и роли России во внешней политике Ирана?

 — Россия – наш друг. Чем крепче Россия, тем
лучше для нашего региона. Именно такое мнение выразил наш Верховный лидер во
время встречи с Владимиром Владимировичем Путиным несколько лет назад. Тогда
Али Хаменеи сказал, что нам нужен самостоятельный, независимый Иран и сильная
Россия. И мы все видим, что в последние годы Россия играла существенную роль
как в региональных, так и в мировых процессах. Яркий пример – роль России в
защите интересов сирийского народа. Также и в недавнем иракском кризисе.

 

 — С Вашего позволения, задам более предметные
вопросы — по российско-иранскому энергетическому сотрудничеству. Россия и Иран
– богатые ресурсами страны. Эксперты рассуждают о возможных формах нашего
сотрудничества в энергетике и задаются вопросом, что может предложить Россия
Ирану и Иран России? На первую часть этого вопроса дают ответ: Россия,
во-первых, может дать политическую поддержку, во-вторых, готова оставить за
Ираном рынки соседних стран. Есть ещё масса вариантов, о которых говорить пока
рано. Это и SWOP-операции
в трубопроводном секторе, и участие российских компаний с большим опытом работы
в строительстве трубопроводов, и, возможно, более тесное взаимодействие по
линии Форума стран-экспортёров газа. Как бы Вы ответили на вторую часть вопроса
– что Иран может предложить России?

— Наше энергетическое сотрудничество могло бы осуществляется на двух
уровнях: первый – администрирование, менеджмент энергетических рынков. На
нынешнем этапе энергетическими рынками руководит Запад, не имея при этом своих
сырьевых запасов. Они ведут одностороннюю политику не в пользу мирового сообщества.
Второй уровень – проектный. У России большой опыт в области нефтеразведки и
нефтедобычи. У Ирана много нефтяных ресурсов для добычи. Но, к сожалению,
российские компании, активные в этой области, из-за санкций очень настороженно
относятся к таким возможностям. Я два года работал над контрактом одной из
наших нефтяных скважин с российской компанией, которая в итоге отказалась
подписывать договор.

 

 — По какой причине?

 — Из-за опасений ухудшения сотрудничества этой компании с Западом или
введения санкций.

 

 — Как Вы считаете, изменится ли что-то здесь
после снятия санкций с Ирана? Кстати распространено мнение, что российские компании
отступят с иранского рынка под натиском западных.

 

 — На Западе нет достаточной информации об Иране и
иранских компаниях. В Иране есть много экономических возможностей. Но почему-то
российские компании не так ими заинтересованы, как западные. Даже сейчас, когда
еще не отменены санкции, они могли бы ими воспользоваться. В России довольно
много пропаганды против Ирана – этим заняты более 70% российских медиа, судя по
моему опыту. 

 

 — Но в России также много людей, интересующихся и любящих Иран.

 — Да, я думаю, таких людей процентов 80. (смеется)

 

 — В
продолжении разговора об энергетике. В российских СМИ публиковалась информация
о том, что британское правительство заявило о готовности возобновить совместно
с иранцами разработку шельфового газового месторождения «Рам» (Rhum) в Северном
море.

 — В Иране под Северным морем мы подразумеваем
Каспийское. Возможно, это имелось ввиду? Есть и общемировое понятие Северного
моря. Вообще, мы не очень доверяем Британии в историческом контексте. Вот
почему в данной сфере мы бы предпочли Россию и Германию.

 

 — Снимет ли Иран эмбарго на поставки нефти на Запад после достижения итогового  консенсуса по ядерной программе?

 — Мы не ищем кризиса на энергетическом рынке.
Мир на самом деле нуждается в иранской нефти – по крайней мере, в 1 млн.
баррелей в сутки.

 

 — На какой стадии сейчас находятся переговоры
по возможной российско-иранской сделке «Нефть в обмен на товары»?

 — Запад хотел, чтобы Иран постигла участь Ирака, чтобы мы могли получать
за свою нефть только продовольствие, например, и не могли развиваться в других
областях. Они предлагали такой проект. Возможная сделка между Ираном и Россией
– это уже другой вопрос. Россия со своей стороны хочет оказывать содействие
Ирану и взамен получать 500 тысяч баррелей нефти в сутки. Иран сможет покупать
нужные продукты в России: не только продукты питания, но оборудование и многое
другое. Стороны достигли первичную договоренность. Сейчас мы обсуждаем цену на
нефть.

 

 — В целом, что касается торговли между
Россией и Ираном, судя по данным с заседания Российско-Иранского Делового
Совета весной этого года, объемы товарооборота между нашими странами снижаются.
В частности, как констатировал председатель
Совета Мельников В.Н., в последние два года произошло существенное падение
товарооборота между Россией и Ираном за счет сокращения российского экспорта в
Иран, и в 2013 году товарооборот составил всего 1,5 млрд. долларов против 3,7
млрд. долларов двумя годами ранее. С чем это связано и какие пути решения здесь могут быть?

 — Есть очень осторожный подход российских банков в этой
сфере. Они боятся работать с Ираном из-за санкций. Другая причина – падение
курса иранской валюты в России, у Ирана в России нет достаточных запасов
валюты.

 

 — «Прохладный» подход к
бизнесу в Иране показывают российские предприниматели, объясняя это сложной
законодательной системой ИРИ. Они говорят о том, что иранские законы и
подзаконные акты ограничивают возможности иностранных бизнесменов, в частности,
Закон 2002 г. «О поощрении и защите
иностранных инвестиций», в который были внесены дополнения в 2008 г. по
смягчению ряда ограничений в формах участия иностранного капитала, в размерах
максимальной доли иностранных участников в совместных предприятиях и так далее.
Однако, как отмечают предприниматели, иранская система Buy-Back не дает иностранному капиталу свободно
распоряжаться прибылью. Так ли это, с чем связано, и будут ли изменения?

 — Я
так не думаю, потому что до санкций много западных, китайских, японских,
корейских компаний работали в Иране. Российских компаний было гораздо меньше,
потому что они не столько ориентированы к Югу, сколько к Западу. Что касается
Закона, мы ратифицировали его, когда проводили политику приватизации и предпринимали
меры по повышению инвестиционной привлекательности Ирана. Закон поощряет
иностранные инвестиции и иностранных предпринимателей и гарантирует им государственную
защиту их капитала в нашей стране.

 

 — Бизнесмены говорят об ограниченных возможностях
распоряжаться прибылью.  

 — Ни
в коем случае. Единственное ограничение в данном Законе говорит о том, что
иностранные инвесторы не могут владеть более 50% капитала в Иране, за
исключением специальных экономических зон, где у инвесторов есть право
100%-ного владения чем-либо. Это означает, что российский бизнесмен может
купить в Иране 50% акций, к примеру, одного завода, то есть пополам с иранским
партнером. Плюс, как я уже отметил, его доля будет защищена государством. Где еще
в мире существуют такие возможности?

 

 — Несет ли какие-то ограничения система Buy-Back (от англ. «обратный выкуп» — прим. авт.)?

 — Только в нефтяной
отрасли, так как это государственный, а не частный сектор. К примеру, Роснефть
приходит в Иран с капиталом в 2 млрд. долларов и вкладывает его в какой-то
нефтяной проект. При одном подходе Иран выплатит Роснефти в итоге 2,5 млрд.
долларов, то есть капитал плюс прибыль. Другой подход заключается в том, что
прибыль будет выплачиваться иностранной компании из продукта. Это и есть
система Buy-Back, достаточно известная контрактная норма. В таком формате у нас
работали французские, итальянские и другие компании. Нет никаких проблем с
частным сектором в Иране, когда речь идет об иностранных инвестициях. Однако,
согласно Конституции ИРИ, иностранные инвесторы не могут иметь долю в
разработке нефтескважин и могут быть партнерами в нефтедобыче. Российские
компании хотят именно участвовать в разработке скважин. Но это единственное,
что запрещено нашей Конституцией.

 

 — Понятно. С Вашего позволения, перейдем к другому
аспекту российско-иранского сотрудничества – к военному. Все знают историю с меморандумом
Гора-Черномырдина от 1995 года,
из которого Россия вышла в 2000 году. Потом в 2010 году было присоединение к
резолюции 1929 СБ ООН, и контракт 2007 года на поставку ЗРК С-300 ПМУ-1 Ирану до
сих пор в промежуточном состоянии, так как стороны в СБ ООН и Иран не пришли к
консенсусу в вопросе ядерной программы в то время. Насколько известно, со
стороны России позднее были предложены комплексы ЗРК С-300 ВМ «Антей-2500». Как
в Иране видят решение данного вопроса?

 — Это одно их моих горьких воспоминаний в России (улыбаясь). В новом предложении есть две проблемы: срок поставки и соответствие
комплексов современным оборонительным задачам. Если Россия сегодня поставит нам
С-400, мы будем очень рады. Что касается того контракта, российская сторона
отказалась выполнить свою часть обязательств. Мы внесли предоплату в 140 млн.
евро. и собирались проводить оставшуюся часть.

 

 — Почему «Антей-2500» не подходит?

 — Здесь два, даже три вопроса. Срок поставки
– 6 лет. Стоимость в несколько раз больше. Некоторые характеристики этого
комплекса лучше, чем у С-300, некоторые – хуже. А С-300 полностью подходит
нашей оборонительной системе. Однако мы думаем, что Россия, возможно, никогда
не поставит Ирану С-300. Не знаю, насколько это правда или нет, но в документах
WikiLeaks пятилетней давности был разговор Сергей Лаврова с израильтянами как
раз об этом, о том, что поставок не будет.

 

Мы готовы начать еще раз, готовы оплатить
оставшуюся часть суммы, при условии что все будет поставлено в срок.

 

— Искренне надеемся, что этот вопрос между Россией и Ираном решится. Осенью прошлого года в Иран с официальным визитом приезжал командующий российскими ВВС Виктор Бондарев. Командующий базой ПВО Корпуса стражей исламской революции Хатам аль-Анбия генерал Фарзад Эсмаили вручил ему в подарок уменьшенную копию сбитого американского беспилотника Scan Eagle и сказал: «Этот запущенный в производство беспилотник является
символом технических возможностей Исламской Республики и передаваемый сегодня
нашему высокому гостю образец – дружеский подарок российским ВВС и русскому
народу». Некоторые наши эксперты заговорили о том, что в любом подарке, сделанном на Востоке, есть намек. И, в частности, здесь скрыт намек на то, каким Иран видит дальнейшее развитие военно-технического сотрудничества с Россией. Как Вы это прокомментируете?

—  Мы просто сделали подарок. (смеется) 

 — Хорошо.
Как тогда Вы видите развитие военно-технического сотрудничества наших стран?

 — Действительность заключается в том, что NATO
все больше подходит к Востоку. NATO уже не только в Польше, а в Грузии и Украине. Мы не согласны с
доминированием США в регионе. Сотрудничество Ирана и России в военной сфере и в
сфере безопасности имеет важное значение. Мы уверены в необходимости
сотрудничества со всеми странами, которые хотят остаться независимыми и
самостоятельными. Это нужно всем.

 

 — Возможно ли между Россией и Ираном
стратегическое партнерство? Российские эксперты говорят, что для его
становления необходимо наличие в Иране серьезного лобби, которое продвигало бы
интересы России, и, наоборот, существование в России кругов, продвигающих
иранские интересы в нашей стране и способствующих формированию благоприятного
образа ИРИ в РФ. Формально между нашими странами есть и
Межправительственная Комиссия, и совместный Деловой совет, но необходимы
влиятельные энтузиасты, способные возглавить процесс российско-иранского
сближения как в политике, так и в экономике.

 — Я представляю те круги, которые убеждены в необходимости стратегического сотрудничества с Россией. Согласен с тем, что у Ирана нет лобби в других странах. Несмотря на это наши лидеры очень заинтересованы в налаживании таких контактов. Проблем особых здесь никаких нет. Хотя существуют препоны в нижних уровнях, в экономике.

 

 — Вы имеете ввиду санкции?

 — Не только. Вопреки санкциям Россия много нам помогала и оказывала содействие. Я сам очевидец того, что началась некоторая антироссийская пропаганда в Иране и антииранская пропаганда в России. Запад сильно боится дружбы Ирана и России. Потому что видит в них две самостоятельные страны, не готовые согласиться с западной гегемонией.

— Из-за этого против Ирана, как, впрочем, и против России  ведется определенная информационная политика. Однажды Джавад Зариф, министр иностранных дел Ирана, сказал, что «путь заключается не в том, чтобы отвечать на эту
пропаганду. Путь заключается в том, чтобы прийти к некоему общему пониманию».  Согласны ли Вы с этим, и какое это общее понимание?  

 

 — Хочу еще раз подчеркнуть, что на уровне наших лидеров с обеих сторон уже есть это
общее понимание. У нас общие интересы, общие угрозы (в Афганистане, в
Каспийском регионе, в противостоянии терроризму и наркотраффику). В этих
областях мы сотрудничаем. Но и в Иране, и в России есть прозападные тенденции,
прозападные круги. К примеру, сколько процентов российских либералов проводят
каникулы в Иране? В Иране есть очень много достопримечательностей. И наоборот:
сколько процентов либерально настроенных иранцев отдыхают в России? И те, и те
ориентированы на Запад. Многие там получали образование. Мы должны стараться,
чтобы между нашими странами было больше связей на уровне обычных граждан.

 

 — На Западе кстати тоже есть специалисты, видящие
реалии вопреки стереотипам. Например, американский ученый-востоковед Кевин Барретт
после обстоятельного знакомства с современным Ираном пришёл к несколько
парадоксальным для них выводам: «Правда
заключается в том, что Иран со своим
разнообразием и плюрализмом находится гораздо ближе к американским политическим
идеалам демократии, чем любая другая нация Ближнего Востока со спорным
исключением Турции. Как и США, Иран не является совершенной демократией… Однако
идеал американских «отцов-основателей» — баланс сил между конкурирующими
группировками  — более полно реализован в
Иране, нежели в сегодняшней Америке, где две основные партии, обладающие
монополией на политические процессы, отличаются друг от друга ровно столько же,
сколько «Кока» от «Пепси». Согласны ли Вы с этим, и что такое демократия
по-американски?

 — По
моему мнению, на Западе есть демократия, но она минимальна. Правители западных
стран стараются, чтобы была демократия, но в итоге могут манипулировать ей. Когда
речь идет об Иране, для Запада демократия – только повод для нападок и
преследования своих целей. Но для американских политиков почему-то не важно,
что в Саудовской Аравии нет демократии, а в Бахрейне маленькая часть общества
руководит всеми.

 

 — На днях США ввели секторальные санкции против
России. Стоит ли их опасаться и как с ними бороться?

 — Ни
в коем случае не должны бояться. У России есть всё: земля, энергоресурсы, очень
талантливые и образованные люди. США правят на мировом рынке, но первые в
списке мировых должников. Америка – это «бумажный тигр». Иран меньше, чем
Россия, против нас вводились очень жесткие санкции, но нам удалось выжить. Для
России такие санкции могут послужить хорошим источником развития.

 

 — Все же Западу не удалось изолировать Иран. И одним
из главных стратегических партнеров Исламской республики был и есть Китай. Между
Вашими странами высокий товарооборот, часты встречи на высших уровнях по линии
политики, экономики, обороны. Недавно министр обороны и поддержки вооруженных
сил Ирана Хосейн Дехган провел встречу в Пекине с китайским коллегой Чаном
Ваньцюанем по вопросам расширения военного и оборонного партнерства. Господин
Дехган назвал Шелковый путь историческим символом сотрудничества двух стран и
заявил: «В третьем тысячелетии с учетом
происходящих в мире процессов, связанных с обеспечением безопасности, нам нужен
новый Шелковый путь, специфика которого отвечала бы современным потребностям».
Что под этим подразумевалось?

 — Шелковый путь может
стать прекрасным связующим звеном. В частности, морской Шелковый путь с
восточной Азии до нашего порта Бандар-Аббас в Персидском заливе и до
российского Санкт-Петербурга позволит снизить транспортные расходы на 30% и на
20% сократить время транзита. Это также позволит обходить два пролива,
контролируемых Западом, ведь Россия, например, не только ежегодно импортирует
из Китая, Южной Кореи, Японии товары на 120 млрд. долларов, но и отправляет
свои товары на импорт туда. Это большая возможность.

 

 — Выступая перед американскими законодателями,
заместитель министра обороны США по закупкам и технологиям Фрэнк Кендалл
недавно выразил сильную озабоченность в связи с военными достижениями Китая и
заявил, что в течение максимум 10 лет китайцы смогут бросить вызов
американскому лидерству в сфере военных технологий. Заместитель главы Пентагона
также подчеркнул, что, хотя размеры военного бюджета КНР меньше, чем у США,
расходы Китая в этой сфере ежегодно увеличиваются. Не опасаетесь ли Вы растущей
военной мощи КНР в какой-то мере?

 — Я думаю, основной
угрозой сейчас выступает NATO, которая желает все и всех контролировать. Нам
нужен многополярный мир. Больше доверия к миру, где есть и Россия, и Китай, и
Запад, но никак не к миру, где царствует только Запад или США.

 

 — 29 апреля этого года
руководство юридического департамента Национальной нефтяной компании ИРИ отправило в адрес китайской China
National Petroleum Corporation (CNPC)
уведомление об аннулировании ее права на разработку крупного иранского
нефтяного месторождения Южный Азадеган, а также предупредило о возможной потере
контракта стоимостью $4,7 млрд. на разработку иранского газового месторождения Южный Парс, если задержки в
реализации проекта продолжатся. Последовала ли
реакция с китайской стороны?

 — Они не выполнили в
совместном проекте то, что обещали, вовремя. Иранская сторона отстранила
китайскую компанию от участия в сделке. Если по «Южному Парсу» тоже произойдет
невыполнение обязательств, у CNPC есть риск потерять и этот контракт. Все вопросы в зоне
правового регулирования.

 

 — Благодарю Вас за интервью и за уделенное время.

 — Спасибо.

 

 

---

 

 

Интервью
провела Нина Леонтьева. Тегеран. Специально для Бюро информации
Notum©

 

Основное фото: Мавзолеи персидского поэта-суфия Аттара (слева) и
персидского художника Мохаммеда Гаффари (Камаль оль-Мольк, справа) в Нишапуре.
Фото: www.neyshabur.ir