Говорят, словом можно убить.
Действительно, можно, особенно, если слово это – «радиация». Порой,
при одном его произнесении у людей возникает такой страх, что они падают в
обморок, начинают задыхаться или кидаются принимать ненужные препараты…

 

Бомбардировка американцами
Хиросимы и Нагасаки, аварии на комбинате «Маяк», Чернобыльской АЭС, Фукусиме
глубоко отложились в коллективной памяти человечества. Именно из-за них, во
многом, общество стало воспринимать атомную промышленность как отрасль «сверхопасную».
Так постепенно и родилась радиофобия.

 

Радиация убивает людей, из-за нее
дети рождаются с аномалиями развития, окружающая среда загрязняется и, более
того, всё живое «мутирует» – можно ли когда-либо будет искоренить
подобные представления из общественного сознания, сказать сложно. Но попытаться
найти ответы на вопрос о том, откуда взялось это обостренное восприятие и что
послужило причиной его возникновения, можно и даже нужно.

 

Конечно, искать эти ответы лучше
всего с помощью какого-нибудь авторитетного эксперта, который, что называется,
разбирается в теме. В качестве него в нашем материале выступит первый
заместитель директора Института проблем безопасного развития атомной энергетики
РАН, член экспертного совета при Правительстве РФ, ветеран
атомной энергетики и промышленности, награжденный Орденом
Мужества за участие в ликвидации последствий Чернобыльской аварии, доктор
физико-математических наук, профессор Рафаэль Арутюнян.

 

 

«Мало кто знает…»

 

Недавно Рафаэль Варназович
приезжал в Челябинск и участвовал в работе VIII регионального общественного
форума-диалога «70 лет российскому
атому: национальный интерес, экология, безопасность», которому в свое время
мы посвятили не один материал.

 

В рамках мероприятия учёный
представил свой доклад на тему «Радиационные риски и приоритеты обеспечения
безопасности. Причины обостренного восприятия радиационных рисков».

 

Ключевой идеей доклада эксперта
была мысль о том, что «атомщики» и большинство представителей общественности
говорят о проблемах атомной отрасли, её безопасности или «небезопасности», на
абсолютно разных языках. Отсюда – недопонимание, возникновение
различных мифов, искажение фактов.

 

«В общественном сознании мы имеем дело с некими парадоксами, – полагает профессор. – Есть «атомщики», которые говорят, что
атомная энергетика является подарком человечеству, если говорить о глобальном
устойчивом развитии этого самого человечества».

 

Противоположную позицию занимают,
по словам Арутюняна, так называемые общественники и простые люди. Они видят
атомную энергетику не подарком судьбы, а угрозой человечеству. Тысячи смертей,
Чернобыль, Фукусима, «отходы» – именно
такой им видится передовая отрасль энергетики.

 

Развенчать эти представления
ученый попытался, приводя в пример интересные факты.

 

«В первую очередь безопасность (атомной отрасли – прим. авт.) регулируется
законодательными нормативами. Если посмотреть на эволюцию доз облучения, то мы
увидим некий такой период, начиная с 1956 года, когда длительное время приемлемым
считалось облучение до 50 миллизивертов в год для професссионалов, потом
перешли на 20. Для населения же, проживающего вблизи атомных объектов, допустимым
было сначала облучение в 5 миллизивертов, потом – в один. Здесь очень важно понять этот переход, что он
означает, и показала ли наука, что при превышении дозы в 50 миллизивертов есть
какие-то риски, для преодоления которых снижение этого порога и понадобилось», – рассказывает физик.

 

По словам Арутюняна, Соединенные
Штаты, несмотря на рекомендации Международной комиссии радиологической защиты, так
и не перешли на новые стандарты. При этом, уточняет ученый, утверждалось, что
оснований для такого перехода нет. «Наша
страна перешла, и ничего в этом плохого нет, – подчеркнул профессор. – Но основанием
здесь были не какие-то данные о рисках, а просто желание их снизить. То же
самое касается населения. Никаких данных о хроническом облучении на уровне 5
миллизивертов не было. К слову, сегодня мы вообще имеем законодательную норму в
один миллизиверт. А что такое один миллизиверт? Практически одна треть средней
дозы облучаемости населения земного шара от природных факторов…».

 

«На самом деле эта, законодательно установленная, доза не является тем
уровнем доз облучения от техногенных факторов от атомных объектов, потому что
нормативно выбросы регулируются на уровне в десять и сто раз ниже, чем один миллизиверт»,
уточнил физик.

 

При этом Рафаэль Арутюнян призвал
к пониманию того, что облучение от естественного природного радиационного фона
точно такое же, с точки зрения воздействия на организм человека, как и
техногенное. «Мы должны посчитать дозу и
определить, как она воздействует. По последним рекомендациям Международной
комиссии радиологической защиты, установленный предел годовой дозы от облучения
природным радионуклидом радона составляет десять миллизивертов. Вы понимаете,
какой огромный разрыв между техногенным облучением и тем, что человеку
досталось от природы? Здесь есть некая сложность для понимания: а почему по
природному альфа-излучающему радионуклиду, которое население чаще всего боится,
установлена норма в десять миллизивертов, тогда как по техногенному – десять
микрозивертов? Просто потому, что современная наука не имеет никаких оснований
для того, чтобы ограничивать эти дозы ниже установленных пределов, – пояснил докладчик. – Поэтому, когда обсуждается вопрос безопасности атомной энергии, мы
хотим, чтобы все понимали, что серьезный разговор о том, что АЭС при нормальных
условиях может воздействовать на здоровье человека – это некий нонсенс. Уровень в 10 микрозивертов не
просто установлен – он
контролируется. Более того, данные по сбросам и выбросам входят во все мировые
отчеты, поэтому контроль идет не только со стороны национального сообщества».

 

Также Арутюнян напомнил, что
человек подвергается канцерогенному воздействию не только радиации, но и химии.
«На каком уровне регулируются канцерогены
в химии? Риски от атомной промышленности в сто раз меньше рисков, связанных с
канцерогенами в химии». О несопоставимости воздействия тепловой и атомной
энергетики на здоровье человека, добавил Арутюнян, и говорить нечего.

 

«Все это я рассказываю не для того, чтобы создавалось впечатление, что
атомная отрасль идеально безопасна, а для того, чтобы все понимали, где есть
проблемы, а где их нет», – резюмировал
свой доклад ученый.

 

Наглядный пример

 

Однако в том, что число
«понимающих, где есть проблемы, а где их нет», не так велико, как хотелось бы,
можно было убедиться сразу после доклада. Так, из зала прозвучал вопрос. Суть
его была в следующем: если господин
Арутюнян не доктор медицинских наук, почему он здесь читает такой доклад и
вообще рассуждает на эту тему?

 

Ответ на вопрос последовал тут
же: «у нас есть закон о радиационной
безопасности населения, который определяет допустимые дозы облучения, нормы
радиационной безопасности, санитарные нормы и правила. И все, что я вам
рассказываю – ровно то, что заложено в этих документах.
Если вас что-то не устраивает, обращайтесь к главному санитарному врачу».

 

Об истоках радиофобии

 

Регламент для докладчиков на
форуме в Челябинске был таким, что отразить в выступлении все значимые моменты
за столь короткое время было попросту невозможно. Именно поэтому вторую часть
своего доклада – о причинах радиофобии – рассказать Рафаэлю Арутюняну так и не
удалось. Мы решили исправить это упущение и обратились к профессору в кулуарах
мероприятия.

 

 – Рафаэль Варназович, так в чем же причины столь
обостренного восприятия радиационных рисков обществом?

 

 – Я бы не сказал,
что восприятие обострено именно сейчас. Скорее, пик этого обострения пришелся
на времена Чернобыльской аварии. Фукусима, кстати, дала небольшой всплеск.

 

Вы знаете, ВЦИОМ часто проводит опросы в разных аудиториях, в том числе,
по всей России, так вот, 20% опрошенных на вопрос о числе жертв Чернобыльской
аварии ответили, что речь идет о десятках тысяч человек… Абсурд полный. И это
еще раз подтверждает, что проблема адекватного восприятия угроз атомной отрасли
существует. Конечно, здесь важна интерпретация, насколько продумано отвечали на
этот вопрос и так далее. Но, думаю, вы и в быту сталкиваетесь с проявлениями
этой проблемы. Слово «радиация» вызывает у людей настороженное отношение.

 

 – Но в чём всё же причина такого восприятия?

 

 – Я думаю, большой
отпечаток наложила гонка вооружений. Неизгладимый отпечаток в сознании оставили
Хиросима и Нагасаки. Важно уточнить, что там суммарно где-то 210 тысяч человек погибло
в момент бомбардировок, 86 тысяч наблюдаются все эти годы – те, кто получил
различные дозы облучения, в том числе и очень высокие. И мало кто знает, что из
этих 86 тысяч только 800 отнесены японским регистром к категории людей,
получивших высокие дозы и умерших вследствие облучения. А что в сознании? 800 человек
и 86 тысяч перемешались?!

 

Теперь с Чернобылем. Я бы сказал, фантастический закон после аварии был
принят. Вы только вдумайтесь, объявили пострадавшими восемь миллионов человек! Прошло
30 лет, известно, что, кроме тех, кто получил высокие дозы (персонал, пожарные
и охрана – всего 134 человека, и кроме тех детей, у кого был обнаружен рак
щитовидки (это уже вследствие того, что не ввели ограничение на употребление
местного молока), никаких иных последствий не было. Но в головах людей остались
лишь восемь миллионов пострадавших в России, Украине и Белоруссии…

 

Есть проблема, причем, она не сводится к тому, что люди виноваты. Сам
закон, который объявил людей пострадавшими, вызывает вопросы. А как простому
человеку это воспринимать, если столько людей были объявлены жертвами?

 

В довесок к этому каждый год к годовщине Чернобыля появляются не только
псевдодокументальными, но и художественные фильмы, которые поддерживают именно
такое восприятие. И люди после этого верят, что в результате облучения
рождаются дети с аномалиями. И кого волнует, что причина этих аномалий вообще
не доказана?

 

Если вы такой закон выпустили, что остается людям после этого?
Ликвидаторами назвали 200 тысяч человек, которые работали в 30 км зоне, в зоне
отчуждения, вне зависимости от времени, места дислокации и выполняемых работ.
Потом ликвидаторы 86-го и 87-го года получили льготу выходить на пенсию в 50
лет. Даже если вы приехали бы туда на час в то время, вас записали бы в
ликвидаторы. Как же страшно должно быть населению после этого, а ведь люди
думают, что государство ничего так просто не дает…

 

И после Фукусимы, если бы не было мгновенной реакции на уровне
государства, на Дальнем Востоке была бы просто паника. Отчасти народ уезжал,
поголовно все пили йод…».

 

 

Не стены надо строить – мосты!

 

Чтобы решить проблему радиофобии,
заявил в конце нашей беседы Рафаэль Варназович, нужно сделать так, чтобы
общественность и специалисты говорили на одном языке и были максимально близки
к объективным данным.

 

Еще более важно, по словам
эксперта, не на словах, а на деле соблюдать приоритет обеспечения безопасности
в атомной энергетике. И в данном случае, утверждает Арутюнян, роль
общественности состоит в том, чтобы следить за тем, чтобы приоритет
безопасности соблюдался всегда, а не в том, чтобы сеять в обществе
радиологическую панику.

 

(продолжение следует)

 

 

---

 

Материал подготовила: Марина
Антропова, Бюро информации Notum ©

 

Материалы по теме:

 

От экологии к демагогии:
иностранные агенты добрались до атомной отрасли России

 

70 лет российскому атому:
национальный интерес, экология, безопасность

 

Интересное по теме:

 

Часть I.
Комбинат «Маяк»: как создавалась колыбель атомной промышленности России

 

Часть II.
Комбинат «Маяк»: о «кыштымской аварии», радиации и отработавшем ядерном топливе

 

Часть III.
Комбинат «Маяк»: чем живет колыбель атомной промышленности России сегодня